ИСТОРИЯ
 Государства Российского


Иcтория с древних времен доконца XIX века

    ДРЕВНЯЯ РУСЬ

Современная история

    РАСПАД ИМПЕРИИ


 

БАТЫЙ. В. ЯН

 

Часть 3. МОНГОЛЫ НАДВИГАЮТСЯ НА РУСЬ

Перед той перед бедой, за великой рекой Боры древние загоралися. Загорались боры древние, дремучие. Черный дым стоял, застил солнце на небе... А над теми над борами из-за полымя, Из-за дыма птицам лететь нельзя... Тогда по земле вести пошли, Вести страшные, вести ратные... Ив. Рукавишников. Ярнл?.

Глава 1. СТАРШОЙ ЛЕСОВИК

Нелюдимый и угрюмый Савелий Севрюк, по прозвищу Дикорос, жил на берегу уединенного озера, затерянного в глубине вековых рязанских лесов. На небольшой поляне стояли избы выселка и бревенчатая часовенка. Кругом густо росли пышные кусты ежевики, малины и смородины. И поляна и выселок назывались Перунов Бор. Говорили старики, что здесь раньше жили колдуны, поклонялись деревянным истуканам. Один такой истукан, трухлявый и вросший в землю, лежал в малиновых кустах среди ельника. Во все стороны тянулись топкие болота и бездонные трясины, по которым едва заметными тропами пробегали только зайцы. Эти топи засосали немало неосторожных охотников, прельстившихся заманчивыми изумрудными лужайками. В выселке, кроме Дикороса, жило еще несколько крестьян-лесовиков. Ближайшего соседа справа звали Ваула. Был он мордвин и бежал со своей родины в поисках лучшей доли. Ростом невысокий, черноволосый и рябой, он и жену имел такую же низкорослую и рябую. Между собой они говорили по-мордовски, отчего и пошло крестьянину прозвище "Ваула" (шепелявый). Детей у них была полна изба-все маленькие, юркие и черноглазые, как мышата, Другим соседом Дикороса был Звяга, пришедший из Рязани, высокий, худой и костлявый. Жил Звяга в небольшом срубе, крытом дерном и пластами бересты; в избе его главное место занимала глиняная печь. Детей было много, все беловолосые, вымазанные копотью, так как изба топилась "по-черному", трубы не имела, а дым из печи уплывал через волоковое оконце над дверью. Жена Звяги, тоже худая и высокая, едва успевала и по хозяйству и по работе в лесу: она помогала мужу летом рубить вековые сосны и ели, а зимой вывозить их по льду в ближний монастырь. Был на выселке еще крестьянин Лихарь Кудряш. Пришел он из Суздальской земли позже других, вместе с молодой женой. Вдвоем они нарубили ровных сосен, свезли их по первопутку на поляну, поставили себе сруб и пристройку для скота. В новой избе родилась дочка, назвали ее Вешнянка. Заболела жена горячкой и вскоре умерла. Выдолбил Кудряш из липового кряжа гроб, похоронил тело молодой жены под березкой и остался с маленькой дочкой жизнь вековать вдовцом. Кудряш вскормил ее с рожка, через коровью соску, потом часто уходил то на постройки в Рязань, то в Дикое поле, где кочуют половцы, торговать у сторожевых застав, то неделями пропадал в лесу, где ловил силками и западнями белок, горностаев, куниц и других зверьков. А Вешнянка тем временем жила как родная в избе соседа Дикороса. В поселке считали Савелия Дикороса за старшого - он раньше других поселился в Перуновом Бору и всем показывал пример: когда начинать пахать, когда сеять, не боясь утренних холодов, или отвозить по замерзшим трясинам лещей, моченые ягоды и соленые грибы для монастыря. Дикорос был ширококостный, крепкий мужик, с угрюмым взглядом из-под нависших на лоб волос. Своими руками, своим горбом отец и дед Дикороса расчистили лесную чащу, выкорчевали и выжгли старые огромные пни. Первыми засеяли они вспаханную и засыпанную золой целину - сперва овсом, а в следующие годы рожью и коноплей. С радостью ушел бы Дикорос еще дальше в глубь лесов, чтобы работать на приволье без чужого хозяйского глаза, но все равно не скроешься от длинной руки монастырского сборщика в подряснике или княжеского тиуна с острыми хищными глазами,- все равно сыщут и доберутся до распаханных мест и начнут высчитывать и надбавлять дань ". Крякнет Дикорос, бросит в сердцах о землю собачий колпак, тряхнет космами и прогудит: - Сделайте милость, повремените с данью! И коню дают передышку, пускают на луга пастись. Так зачем же добивать человека? Ведь работаю один не покладая рук. Когда еще подрастет мне подмога! Сынишка еще мал. И опять Дикорос налегал на рогали " или брал тяжелый топор и принимался за привычную работу: валить столетние стволы, прорубать просеку или, по пояс в грязи, выводить из болота канаву. Всю надежду Дикорос возлагал на единственного сына. Пока тот был мал, звал он его Глуздырем ", а как паренек стал подрастать и в работе оказался сметливым и расторопным, дали ему соседи кличку Торопка. Было у мальчика и другое имя, каким при крещении наградил его старый поп на погосте, да то имя нелегко вымолвить: Апемподист. Высокий, вихрастый, в веснушках, с крепкими руками, он походил в работе на отца: и дерево срубит, и целину вспашет, и стрелой из лука собьет прыгающую по веткам веселую белку. Была в Перуновом Бору еще вдова, звали ее Опалениха. Считалась за крестьянина-и землю сама пахала, и дрова рубила, и на озере сетью ловила карпов и лещей. Овдовела она с тех пор, как в низовьях Оки поволжские разбойники забрали у нее двух детей, мальчика и девочку, и продали булгарским купцам. А мужа, пытавшегося отбить детей, разбойники бросили в костер, отчего он и помер. С тех пор пошло ей прозвище - Опалепиха. Переселилась Опалениха в Перунов Бор. Работой хотела тоску приглушить. Завела несколько овец. Они у нее жили и плодились, тогда как у других овцы погибали. Опалениха все детей своих вспоминала. Крепко привязалась она к Вешнянке, больше других соседей нянчила ее, а в голодный год подобрала па погосте двух сирот, стала их кормить и пестовать как родных детей.

Глава 2. ПЕРВАЯ ТРЕВОГА

Торговец уехал, мужики поговорили о татарах и мунгалах Чагониза и забыли о них,- "до нас далеко! К нам они не сунутся!". А полгода спустя, поздней осенью, из ближайшего погоста Ярустова (что стоял за двадцать верст на опушке бора) прибежал запыхавшийся гонец. Он пробрался прямиком, через болота, подмерзшими тропами. Гонец кричал в окошко каждой избы, что от князя рязанского привез он приказ, и пусть все соберутся выслушать княжью волю. Гонец подождал на кладке бревен, пока подошли мужики. Прибежали и бабы с ребятами. Гонец сказал: - Князь рязанский Юрий Ингваревич, отец наш... - Какой там отец! - прервал его Кудряш.- Никогда мы этого отца не видывали!.. Гонец вытер рукавом нос и невозмутимо продолжал: - Князь кличет народ сбираться в поход. Большая вражеская сила идет на рязанские земли. Пока нехристи подойдут из Дикого поля к нашим заставам, надо выйти к ним навстречу и не пустить на наши пашни... - Откудова ты это услышал? - прервал гонца Звяга.- Кто тебя послал по нас: волостель, поп али еще кто? Чего нас пужаешь? - Приехал к нам в Ярустово княжеский тиун и с ним охраны двадцать отроков, все нарядные, на хороших конях. Староста расставил всех по избам, и мы их кормим вторые сутки. Ну и едят, что борова, точно в Рязани их не кормили! Тиун собрал сход и толковал, что идет на нас неведомый народ, по прозвищу татары. Тиун приказал, чтобы все мужики и парни от шестнадцати годов с топорами и рогатинами, что у кого есть, шли в Рязань. Там князь сбирает "большой полк" ь и раздает всем мечи, копья и секиры. Тиуны и дружинники княжеские поскакали во все концы: и в Зарайск, и в Муром, и к великому князю суздальскому во Владимир - всюду скликать народ... Дикорос, мрачно выслушав гонца, закряхтел и спросил: - Тебя как звать-то? - Яшка Брех! - Ты из чьих? Пахома ли рыбака? - Как раз его. Пахом Терентьич отец мне. - Он братан мой. Не к добру ты прибежал! Что же это князь так поздно хватился? Татары уже на рязанские пашни входят, а вы только раскачивать народ начинаете. Чего же раньше глядели? Почему на сторожевые заставы в Диком поле не пришли суздальские полки? Большой полк суздальский куда сильнее нашего - рязанского. Теперь будут татары напирать на рязанцев, а суздальцы, сидя за стенами, на нас посматривать да приговаривать: "Бейте их по сусалам!" А сами будут почесываться и в усы посмеиваться. Почему всем не пойти одной стеной? - Ишь чего захотел! - сказал Звяга.- Князья готовы друг дружке горло перегрызть. Станут они помогать один другому! Дикорос сказал гонцу из Ярустова: - Скажи волостелю и тиуну, что от нашего выселка пойдут завтра к Рязани все мужики. В Ярустове я зайду к твоему батьке и обсудим, как и что. Гонец сейчас же отправился обратно, прыгая через кочки, только лапти его замелькали, и вскоре скрылся в просеке между засыпанными снегом елями.

Глава 3. НАРОДНЫЙ СПОЛОХ

Еще до полудня ратники с Перунова Бора пришли к погосту Ярустову, на большой дороге из Мурома в Рязань. Потемневшая бревенчатая церковь "однодневка", когда-то в один день выстроенная всем "миром", была окружена густо теснившимися крестами кладбища. Между крестами толпились мужики с вилами, копьями и бердышами. Выкрики и гул народный слышны были издалека. Над тысячной толпой тревожно гудел набатным звоном медный колокол. Вокруг церковного холма извивался ручей, чернея среди засыпанных снегом берегов. Здесь у воды расположился пестрый табор. Около сотни людей, одетых необычно: мужчины в обшитых красными лентами войлочных шапках, женщины в ярких цветных шабурах, желтых и зеленых платках, дети, полуголые, Е отрепьях,- жались и шумели около костров. Прохожие останавливались около табора; к ним подбегали дети, протягивая голые, грязные от золы руки, подползали женщины. Все твердили: - Хлебца!.. Кушай надо!.. Наши булгар... татар резаль... Прохожие давали беднякам куски хлеба и ускоряли шаги. - Опять булгары! Сколько их прибежало. Что за беда стряслась над ними? На ступеньках церковки показался старый священник в лиловой ризе из грубой крашеной холстины с нашитыми желтыми крестами. Двумя руками он высоко подымал небольшой медный крест и благословлял толпу. Дребезжащим голосом кричал: - Доспевайте, православные! Идут на Русь ратные вон, Мунгалы-табунщики, воеводство держашу безбожному хану Батыге! Рать вражья идет от Дикого поля, стан их соглядали на реке Воронеже... Мужики внимательно прислушивались, а священник продолжал выкрикивать: - Услыша отец наш князь Юрий Ингваревич, что на рубеже земли рязанской стал Батыга, немилосердный и льстивый хан табуноцкий. Наш князь послал гонцов по братья свои и в Муром, и в Коломну, и в Красный, и по сына своего Феодора Юрьевича, в Зарайск, и по другого сына, Всеволода Юрьевича, в Пронск. Все князья ответили, что идут со многими вои на подмогу, не оставят наши земли, станут в ратном бою рядом с рязанцами. Священник остановился, а из булгарского табора доносились крики: - Хлебца! Дай хлебца! Дикорос стоял в толпе, опершись на рогатину. Рядом с ним Торопка искоса посматривал на лицо отца. Хмурой думой заволоклись строгие глаза Дикороса. - Батя,- спросил тихо Торопка, потянув отца за рукав,- взаправду ли на нас табунщики идут, или старик брешет? - Посмотрим да послушаем,- сказал Дикорос.- Кудряш, ты как смекаешь? Грустно покачав головой. Кудряш ответил: - Поглядел я на этих булгар, что мыкаются внизу у ручья. А раньше булгары все в кожаных сапогах гостями в лодьях приезжали. Нам ли так же босыми мыкаться, убежав от полей наших? Да и куда бежать? - Доспевайте, православные! Не попустите окаянному царю Батыге владети русскою землею! - продолжал надрываться священник.- Все вступайте в большой полк князя Юрия Ингваревича! - А куда идти-то? Где сбор? - прогудел Дикорос. В толпе послышались возгласы: - Где собираться? Кто поведет? Священник ответил: - Сейчас вам слово скажет дружинник князя рязанского, славный витязь Евпатий Коловрат! - Священник спрятал медный крест за пазуху и засунул замерзшие ладони в широкие рукава. На паперть вбежал высокий воин в коротком полушубке и железном шлеме. На туго затянутом ременном поясе была привешена длинная кривая сабля в зеленых ножнах. Он взмахнул боевым топориком с золотой насечкой и, выпрямившись, окинул толпу веселым взглядом. Затем низко поклонился на три стороны: - Бью вам челом, крепкие ратники, медвежьи охотники, лихие удальцы, узорочье и воспитание рязанское! Дайте мне слово сказать! - Говори, говори, Евпатий! Слушаем! - Знаю я, кто такие эти табунщики-татары! Своими глазами их видел, своими руками их прощупал и хребты им сам ломал. Да и мне они оставили немало рубцов на груди. Вот эта железная шапка и кривая сабля сняты с побитого князя татарского. - Ишь какой наш Евпатий Коловрат! - Двенадцать лет назад - многие из вас это помнят - ходил я вместе с ростовскими дружинниками против этих татарских лиходеев. Далеко мы зашли, к самому Синему морю, на Калке встретились с татарской ратью. Тогда нам впервой было видеть, как они налетают, как увертываются от боя, как бегут от нас, будто со страху, а сами заманивают нас на свою засадную рать. Здорово бьются, только не стойкие, чуть им что сразу не далось, удирают без оглядки и снова скопляются вдали... Кудряш подтолкнул в бок Дикороса: - Слышь, что татаровья делают? Нам бы не сплошать... - С таким бы нам воеводой пойти, как наш медвежатник Евпатий! Вместе мы на медведей ходили, с ним будет нам сподручней и татар бить. Евпатий сказал еще несколько горячих слов, призывая всех идти в Рязань, на княжий двор, и там присоединяться к большому полку. Он быстро сбежал с паперти и, проходя сквозь расступившуюся толпу, увидел Дикороса. - Здорово, Савелий,- сказал он.- Небось, воевать собрался? - Вот и сына с собой веду. И соседи идут, В твоей дружине биться хотим. - Возьму. Поспевайте в Рязань. Найдете меня на княжьем дворе. Два дружинника подвели большого горячего коня. Евпатий вскочил на него и поскакал в сторону Рязани.

Глава 4. ПЕРВЫЙ РУССКИЙ ПЛЕННЫЙ

Среди ночи проводник Сентяк рассказывал о набегах кипчаков на урусутское Залесье. Джигиты лежали вокруг костра и в полусне слушали его рассказ. Мороз усиливался. Легкая снежная пыль неслась низко над землей и засыпала лежавших. Сотник, накинув на плечи баранью шубу, сидел среди джигитов и молча, немигающнми глазами смотрел на прыгавшие по веткам огоньки костра. Издалека донесся вой волка, опять на равнине показались тени! Зверь или человек? Враг или Друг? - Первый десяток! - сказал, не шевельнувшись, сотник. Десять джигитов вскочили и направились к своим коням. Они поднялись по скату, и тени их скрылись во мраке. Сотник отошел к своей землянке. Остальные джигиты, оправляя оружие и настороженно прислушиваясь, продолжали сидеть у огня. - Наши,- сказал чей-то голос. На бугре показались четыре всадника. Возле переднего шел пленный без шапки, со связанными за спиной руками. Светлые. как кудель, волосы сбились. Лицо было измучено. Ноги с трудом передвигались. Второй всадник сидел, пригнувшись к гриве коня, и непрерывно повторял: - Вай-уляй! Жжет!.. Огонь во мне!.. Воды, дайте холодной воды затушить огонь в моем животе! Медленно спустились всадники по косогору и остановились у костра. Сотник, узнав вернувшихся четырех братьев, заложив руки за пояс, подошел к пленному и внимательно его осмотрел. Высокий худой юноша, в холстинных портках, в расстегнутой рубахе и босой, стоял равнодушный, окаменелый, с посиневшим от холода лицом и только облизывал рассеченную верхнюю губу, из которой сочилась кровь. Метнув недоверчивый взгляд на сотника, он опять уставился в одну точку. Три брата, соскочив с коней, осторожно сняли четвертого и положили на войлок около костра... Раненый лежал на спине с полузакрытыми глазами, лицо его обтянулось, нос заострился. Рот кривился, и губы что-то шептали. Мулла Абду-Расуллы опустился на пятки возле раненого и, вглядываясь в его лицо, строго говорил: - Повторяй за мной: "Бог, царь царей) Слава аллаху! Нет бога, кроме аллаха, и бог велик!.." Сотник Тюляб-Бирген долго стоял возле раненого, подняв правую бровь, всматривался в его судорожно дергавшееся лицо, наконец безнадежно махнул рукой и, сбросив с плеч баранью шубу, покрыл ею умирающего джигита. К сотнику подошли вернувшиеся братья. Бури-бай сказал: - Как ты приказал, мы пробрались оврагами до дубовой рощи. Мы оставили коней внизу, а сами проползли на высокий бугор. Увидели лагерь урусутов. Их было около тысячи. Они храпели на всю степь. Мы стали пробовать, как бы скрасть одного из спящих, и продвигались к ним. Демир двигался первым и наткнулся в кустах вот на этого мальчишку. Мальчишка вскочил и перерезал Демиру кишки. Если бы не твой приказ, мы бы тут же прикончили сосунка,- так обидно было за Демира. Такого смелого брата, укротителя диких коней, потерять из-за такого сопляка! Мы связали его и заткнули ему рот. Если бы Демир закричал, нас бы схватили урусуты,- они были рядом. Но Демир молчал, точно откусил язык... Сутки мы просидели в дубняке, выжидали, И справа и слева проходили отряды урусутов. Теперь пленный перед тобой. Мы свое дело сделали, а брата Демира зовет к себе аллах. Давай нам обещанные тулупы. Сотник сказал сухо: - Храбрый был джигит Демир! Аллах его успокоит в своих райских рощах... Моя шуба на нем. А почему вы ободрали пленного раньше времени? Зачем сняли с.него чапан? Почему он босой? Я должен показать его хану Баяндеру целым и необмороженным, а голый он подохнет этой же ночью. Ворча и ругаясь, три брата стали одевать пленного, наворачивать ему на ноги онучи и подвязывать лапти. Проводник Сентяк, знавший немного по-русски, расспрашивал пленного, сколько всех урусутских воинов, хотят ли урусуты драться? Пленный говорил мало и отрывисто. Глядел злобно и все облизывал рассеченную губу, - Зовут его Торопка, родом он из лесной деревни Перунов Бор. Сколько войска - он не знает. А драться с татарами хотят все урусуты, и все пошли на войну... Сотник внимательно слушал, что переводил проводник Сентяк, и заставлял муллу Абду-Расуллы записывать все сказанное на лоскутах с заклинаниями... Переводчик скоро использовал все русские слова, какие знал, и больше ничего не мог выпытать от пленного. Несколько ударов по голове плетью не помогли делу! мальчишка упрямо молчал. Сотник сказал, что сам отвезет пленного к хану Баяндеру. Его гнедой жеребец, давно оседланный, был привязан возле землянки. Десять джигитов должны были его сопровождать. Но выезжать в метель среди ночи было опасно. Тропы замело снегом, и вьюга усиливалась. Приходилось ожидать рассвета, и сотник ушел в свою землянку. Торопка сидел на земле близ костра. Руки, закрученные за спиной, затекли и мучительно ныли. Снег, летевший сбоку, засыпал голову и плечи, и Торопка не мог стряхнуть его с лица. Петля аркана давила шею. Конец аркана держал в руке молодой джигит, сидевший рядом. С другой стороны лежало на конском потнике тело Демира, покрытое бараньей шубой. Демир уже перестал стонать и навсегда затих. Прошло много времени. Костер, в котором лежали с вечера большие жерди, почти совсем догорел. Последние огоньки перебегали по тлеющим в золе красным углям. Лагерь заснул. Не спал лишь Торопка, обдумывая, как бы вырваться из плена, и не спала изможденная, тощая старая "ясырка". Она сидела на пороге своей полуразвалившейся землянки и смотрела на огоньки костра злыми черными глазами... Она дожидалась, когда джигит, стороживший мальчика, приляжет на бок. Тогда она поднялась и бесшумными кошачьими движениями приблизилась к костру. Она не искала остатков еды. Она склонилась к лицу похрапывавшего джигита, отшатнулась и сделала шаг к Торопке. Вытащив из широких складок своих синих шаровар обломок отточенного ножа, осторожно перерезала волосяные веревки и безмолвно указала рукой в ту сторону, где стоял гнедой жеребец сотника. Затем бесшумно исчезла. Торопка почувствовал, как ослабели веревки, но сразу не мог сделать ни одного движения онемевшими руками. Медленно приливала кровь, постепенно начали шевелиться пальцы. Торопка, выжидая, посматривал на спавшего джигита. Наконец поднялся и осторожными шагами направился по мягкому пушистому снегу к гнедому коню. Дрожащими руками он отвязал повод и оказался в седле... Он был на бугре, когда услыхал позади себя крики. Но ветер уже свистел в ушах, снег бил в лицо, а сильный жеребец упругими прыжками уносил его вперед, в простор немой беспредельной равнины.

Продолжение

 

 История России 1RUSSIA.RU ©®J¥ 2012

  

История Государства Российского